Евангельское чтение (Лк.10:25-37. – Зачало 53)
[Притча о милосердном самарянине]
[В то время] некий учитель Закона встал и, желая испытать [славянск. искусить] Иисуса, сказал: «Учитель! Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?»
Он же сказал ему: «В Законе что написано? Как ты читаешь?»
Тот сказал в ответ: «Возлюби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всей душой твоею, и всей силой твоею, и всем рассуждением твоим, и ближнего твоего, как самого себя» (Втор.6:5, 10:12; Лев.19:18). Иисус сказал ему: «Ответил ты правильно; поступай так, и будешь жить». Но тот, желая оправдать себя, сказал Иисусу: «А кто мне ближний?»
На это Иисус ответил: «Шёл некий человек из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам; те раздели его, изранили и ушли, оставив его едва живым. Некий священник случайно шел той же дорогой, увидел его – и прошел мимо. Также и левит, придя на это место, посмотрел и прошел мимо.
А некий самаритянин, проезжая тем же путем, подошел и, увидев его, от сердца сжалился. Наклонясь, он омыл ему раны вином, помазал оливковым маслом, перевязал, а после, погрузив на собственного осла, привёз его в гостиницу и там принял на себя заботы о нём; а на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал хозяину гостиницы и сказал: «Позаботься о нем; и если потратишь больше, на обратном пути я отдам тебе».
Кто же из этих троих, по твоему мнению, оказался ближним для пострадавшего от разбойников?»
Тот сказал: «Сотворивший для него дело милосердия».
И сказал ему Иисус: «Ступай, и поступай так же».
Кто мой ближний?
Почему героем всем известной притчи о милосердном самарянине, произнесённой Христом в конце Своего общественного служения, становится именно самарянин, а не еврей, сириец, грек или римлянин? Кто такие самаряне? В каких отношениях они были с евреями библейских времен?
Вспомним о знаменательной встрече Иисуса Христа с самарянкой, происшедшей ещё в начале Его общественного служения. Утомлённый дорогой Иисус сидит у колодца и говорит подошедшей женщине: «Дай мне пить». В ответ эта представительница родственного, но враждебного евреям племени с величайшим изумлением отвечает: «Как? Ты, иудей, просишь пить у меня, самарянки?!» – «Дело в том, что иудеи с самарянами не общаются», – лаконично замечает по поводу хорошо ему знакомой ситуации евангелист Иоанн (Ин.4:9). Для многих из нас она требует более подробного разъяснения.
Прежде всего вспомним, что встреча произошла в центральной части Палестины, на месте, освящённом памятью древних библейских патриархов – Авраама, Исаака и Иакова, родоначальников народа Израильского, живших здесь ещё в XIX—XVIII веках до н. э. Во 2-й половине XIII века до н. э. еврейские племена вторглись на территорию Ханаана (прежнее название Палестины) и образовали союз двенадцати племён (колен), превратившийся через два столетия в древнееврейскую монархию, управлявшуюся Саулом, Давидом и Соломоном. Но после смерти царя Соломона (931 год до н. э.) это единое Израильско-Иудейское царство разделилось на Израильское, к которому отошла территория центральной и северной Палестины, и Иудейское (южная Палестина); граница между ними прошла чуть севернее Иерусалима (смотрите в любом библейском атласе). Столицей Израильского царства вскоре стал город-крепость Самария (евр. Шемрон – «Сторожевая гора»).
В 722 году до н. э. Израильское государство было завоевано ассирийцами, а его население, депортированное вглубь огромной Ассирийской империи, ассимилировалось с другими семитическими народами и исчезло с мировой арены. Немногие израильтяне, оставленные на месте для ведения сельскохозяйственных работ, смешались с приехавшими сюда язычниками; их потомки и стали называться (по имени бывшей столицы) «самарянами» (или «самаритянами»)[1]. Они сохранили веру в Единого Бога, но из всех священных книг Библии признавали лишь Пятикнижие Моисеево.
Напротив, жители Иудейского царства (со столицей в Иерусалиме), хотя и разгромленного в 587 году до н. э. знаменитым вавилонским царем-завоевателем Навуходоносором II, сумели сохранить в «Вавилонском плену» свою веру и этническую общность, но это далось им через гипертрофированное ощущение национальной исключительности («чистоты крови»). Поэтому, вернувшись в 538 году до н. э. по указу персидского царя Кира Великого, нового «мирового лидера», в Палестину, иудеи отвергли предложение самарян объединиться и не допустили их к участию в восстановлении главной святыни – Иерусалимского храма. Тогда обиженные самаряне построили себе отдельный храм на горе Гаризим, но в 134 году до н. э. его разрушил иудейский царь Иоанн Гиркан. (Со 152 года до н. э. и до прихода римлян в 63 году до н. э. древние евреи в последний раз жили в своём независимом государстве, управлявшемся династией Маккавеев.) Иудеи презирали самарян как нечистокровных «еретиков», относясь к ним хуже, чем к язычникам, и, подобно некоторым нашим старообрядцам, считали осквернением для себя всякое общение с иноверными, тем более – пользование одним сосудом. В общем, эти родственные народы питали друг к другу столь же «нежные» чувства, что и современные семиты – израильтяне и палестинские арабы, почитаемая могила общего праотца которых, Авраама, находится в хевронской мечети!
Поэтому сделать самарянина героем притчи для выявления «ближнего» – значило бросить открытый вызов сознанию национально-религиозной исключительности, учинить скандал! Смысл притчи в том, что израненный разбойниками иудей тщетно ждёт помощи от своих соплеменников-чистоплюев, да ещё не простых, – а от священника и левита (низшего храмового служителя), которые прекрасно знали заповедь Моисеева Закона о любви к ближнему и должны были служить примером всем остальным! (К сожалению, подобная ситуация знакома и нам, христианам.) А самарянин, у которого были все исторические основания воскликнуть – «так тебе и надо! Бог наказал тебя за то, что твой народ с презрением отверг нас и третирует как людей «низшей расы!«» – проявил истинное человеколюбие, преодолевающее сложившиеся стереотипы. Мы по себе хорошо знаем, как легко найти таким стереотипам «рациональное» объяснение.
Скандала не получилось. Иисус не только выдержал предложенное законником «испытание», но и не позволил ему «оправдать» себя, когда тот захотел сузить понятие «ближний» до приемлемого для его националистического сознания смысла. Христос заставил его признать, что «ближним» в конкретной ситуации может стать любой человек вне зависимости от его религиозной и национальной принадлежности. Можно себе представить, с каким выражением законник процедил сквозь зубы, что ближний для раненого иудея – «сотворивший для него дело милосердия», – прибегнув к такому эвфемизму лишь для того, чтобы не произносить ненавистное слово «самарянин»!
Каждого из нас окружают свои «самаряне», но вряд ли разумный человек захочет оказаться в аналогичной евангельской ситуации для того, чтобы признать их ближними! Быть может, он поймет обращенную и к нему притчу Спасителя?
Юрий Рубан,
канд. ист. наук, канд. богословия